является то, что он начинает смутно напоминать рутину - другими словами, работу в худшем смысле этого слова. Этот подводный камень критик Уолтер Керр заметил еще в 1962 году в своей книге "Упадок удовольствия": "Мы все вынуждены, - писал Керр, - читать ради выгоды, веселиться ради контактов... играть в азартные игры ради благотворительности, выходить вечером на улицу во славу муниципалитета, а на выходные оставаться дома, чтобы перестроить дом". Защитники современного капитализма с удовольствием отмечают, что, несмотря на то, как это может показаться, на самом деле у нас больше свободного времени, чем в предыдущие десятилетия - в среднем около пяти часов в день для мужчин и лишь немного меньше для женщин. Но, возможно, одна из причин того, что мы не воспринимаем жизнь таким образом, заключается в том, что досуг больше не кажется нам очень свободным. Вместо этого он слишком часто кажется еще одним пунктом в списке дел. Как и многие другие наши проблемы со временем, исследование показывает, что эта проблема становится тем серьезнее, чем богаче вы становитесь. Богатые люди часто заняты работой, но у них также больше вариантов, как использовать любой час свободного времени: как и любой другой человек, они могут читать роман или гулять, но с тем же успехом они могут посещать оперу или планировать лыжную поездку в Куршевель. Поэтому они более склонны чувствовать, что есть какие-то виды досуга, которыми они должны заниматься, но не занимаются.
Вероятно, мы не можем и надеяться понять, насколько совершенно чуждым показалось бы такое отношение к досугу всем, кто жил до промышленной революции. Для философов древнего мира досуг не был средством для достижения какой-то другой цели; напротив, он был целью, для которой все остальное, что стоит делать, было средством. Аристотель утверждал, что истинный досуг, под которым он подразумевал самоанализ и философское созерцание, относится к высшим добродетелям, потому что его стоит выбирать ради него самого, тогда как другие добродетели, такие как храбрость на войне или благородное поведение в правительстве, были добродетельны только потому, что вели к чему-то другому. Латинское слово "бизнес", negotium, переводится буквально как "не-досуг", отражая мнение, что работа - это отклонение от высшего человеческого призвания. При таком понимании ситуации работа могла быть неизбежной необходимостью для некоторых людей - прежде всего для рабов, чей труд делал возможным досуг граждан Афин и Рима, - но она была в корне недостойна и уж точно не являлась главным смыслом жизни.
Эта же важнейшая идея оставалась неизменной на протяжении веков последующих исторических потрясений: досуг был центром тяжести жизни, состоянием по умолчанию, в котором работа была иногда неизбежным прерыванием. Даже обременительная жизнь средневековых английских крестьян была наполнена досугом: она протекала в соответствии с календарем, в котором преобладали религиозные праздники и дни святых, а также многодневные деревенские фестивали, известные как "эль", отмечавшие такие знаменательные события, как браки и смерти. (Или менее знаменательные, например, ежегодное ягнение, когда овцы дают потомство - любой повод напиться). Некоторые историки утверждают, что средний сельский житель в XVI веке работал всего около 150 дней в году, и хотя эти цифры оспариваются, никто не сомневается, что досуг занимал центральное место в жизни почти каждого человека. Кроме всего прочего, хотя все эти развлечения могли быть веселыми, они не были совсем необязательными. Люди испытывали сильное социальное давление, чтобы не работать постоянно: вы соблюдали религиозные праздники, потому что этого требовала церковь; а в тесной деревне нелегко было бы уклониться и от других праздников. Еще одним результатом стало то, что в те дни, которые люди проводили на работе, в щели просачивалось ощущение праздности. "Трудящийся человек, - жаловался епископ Даремский Джеймс Пилкингтон примерно в 1570 году, - отдыхает долго, с самого утра; значительная часть дня проходит до того, как он приступит к своей работе. Затем он должен позавтракать, хотя и не заработал его, в привычный час, иначе будет недовольство и ропот... В полдень он должен поспать, а после обеда - попить, на что тратится большая часть дня".
Но индустриализация, катализатором которой стало распространение менталитета с часовым графиком, сместила все это. Фабрики и заводы требовали скоординированного труда сотен людей с почасовой оплатой, и в результате досуг стал резко отделяться от работы. Негласно рабочим предлагалась сделка: в свободное от работы время можно было делать все, что угодно, если это не вредило, а желательно повышало вашу полезность на работе. (Так что в том, что высшие классы выражали ужас по поводу увлечения низших классов джином, был мотив выгоды: приход на работу с похмельем, потому что вы потратили свое свободное время на пьянство, был нарушением сделки). В каком-то узком смысле эта новая ситуация оставляла рабочих людей более свободными, чем прежде, поскольку их досуг был более подлинно их собственным, чем когда церковь и община диктовали им почти все, что они с ним делали. Но в то же время установилась новая иерархия. Теперь работа должна была рассматриваться как реальный смысл существования; досуг был лишь возможностью восстановления и пополнения сил для дальнейшей работы. Проблема заключалась в том, что для рядового работника фабрики или завода промышленный труд не был достаточно осмысленным, чтобы стать смыслом существования: вы занимались им ради денег, а не ради внутреннего удовлетворения. Поэтому теперь вся жизнь - и работа, и досуг - должна была цениться ради чего-то другого, в будущем, а не сама по себе.
По иронии судьбы, профсоюзные лидеры и реформаторы труда, выступавшие за увеличение свободного времени и в итоге добившиеся введения восьмичасового рабочего дня и двухдневных выходных, способствовали закреплению этого инструментального отношения к досугу, согласно которому он может быть оправдан только на основании чего-то, кроме чистого удовольствия. Они утверждали, что работники будут использовать любое дополнительное свободное время, которое им предоставят, для самосовершенствования, образования и культурного развития - другими словами, они будут использовать его не только для отдыха. Но есть что-то душераздирающее в словах рабочих-текстильщиков из Массачусетса XIX века, которые рассказали одному исследователю, чем бы они на самом деле хотели заняться, получив больше свободного времени: "Оглядеться вокруг и посмотреть, что происходит". Они жаждали настоящего досуга, а не другого вида производительности. Они хотели того, что позже назовет смелый марксист Пол Лафарг в названии своего самого известного памфлета "Право быть ленивым".
От всего этого мы унаследовали глубоко причудливое представление о том, что значит "хорошо" проводить свободное время, и, наоборот, что считается пустой тратой времени. При таком взгляде на время
